Ольга Новикова - Каждый убивал [Журнальный вариант]
— Никакого отношения ни к его бизнесу, ни к его личной жизни моя дочь не имеет. Но мы встретились, чтобы обсудить конкретные вопросы, касающиеся моей депутатской работы, — по-начальнически поучает он. Снова делает паузу, заглядывает в листок-подсказку, потом поднимает голову, чтобы осмотреть зал. Приструнивает аудиторию взглядом и читает то, что написали референты: — Вы все знаете, что, говоря словами Зощенко, культура падает. Научная культура в том числе…
Без присмотра народ снова начинает переговариваться. Бизяев реагирует: отрывается от бумажки и продолжает своими словами:
— Наш комитет активно борется со лженаукой. Термин этот уходит в Средние века. Мы можем вспомнить Коперника, которого сожгли за то, что он говорил: “А Земля все-таки вертится!”
Шумок в зале. На фоне эффектной ссылки на Зощенко, подготовленной помощниками, последовавшая импровизация кажется совсем уж вопиющей. Журналисты попались не очень темные и начали азартно демонстрировать свою осведомленность. Чем меньше знаешь, тем приятнее уличать других в невежестве. До Глеба доносится: “Коперник дожил до семидесяти лет и скончался от инсульта… Про землю сказал Галилей, которого никто не казнил, а сожжен был Джордано Бруно за мистические опыты и поклонение демону Гермесу Трисмегисту, что тогда было нарушением закона, уголовным преступлением и каралось смертью”.
Анжела, как все, не смолчала и прошипела на ухо Глебу:
— Культ Джордано Бруно существует только в России… Папа Римский сказал одному моему другу, что Бруно невозможно амнистировать, пока не подтверждена его еретическая теория множественности обитаемых миров: “Вот найдите инопланетян, тогда можно будет обсудить!”
А доктор экономических наук, сообразив, что сморозил глупость, продолжает отчет уже по бумажке, но с первого ряда его громко перебивают:
— А это правда, что вы подарили жене министра тяжелой промышленности свой портрет с надписью “Будущий президент России”?
— Чушь собачья! — кричит Бизяев, слишком близко наклонившись к микрофону.
В зале слышится только резкий, оглушающий рык — как будто зверь нападает на жертву, — и с задних рядов просят: “Что?! Повторите?!”
— Товарищи, прошу вас, не отклоняйтесь от темы! — умоляет ведущий.
Спасти ситуацию пытается дисциплинированный комментатор государственного телеканала:
— Как вы полагаете, уважаемый Виктор Рюрикович, когда будет вторая волна экономического кризиса и как она подействует на нашу экономику?
И кривовато улыбается, получив в ответ оплеуху:
— Я не специалист по плаванию!
— При чем тут плавание? — вспыхивает Анжела, наклонившись к Глебу.
— Шутка юмора. “Волна экономического кризиса”, — вычленяет он журналистский штамп. — Хорошие пловцы любят высокую волну, ловко ее используют, а экономисты, видимо, бессильны.
Возникшая близость с Анжелой радует Глеба. Его ноздри впитывают сложный аромат, который излучает кожа соседки. Ни одной кислой нотки, только легкие цветочные, молодящие оттенки.
А аудитория уже распоясалась.
— Корреспондент интернет-издания “Компромат”, — представляется в микрофон невысокая безгрудая девчушка. — Вот перстень у вас… на правом безымянном пальце… — говорит она, запинаясь и краснея от своей смелости.
Бизяев инстинктивно приподнимает правую руку. Луч от прожектора, освещающего сцену, попадает на большой бриллиант в массивной золотой оправе и начинает свою радужную игру.
— Говорят, что драгоценность стоимостью полмиллиона долларов подарил вам Япончик. Это правда? — глядя себе под ноги, спрашивает журналистка.
— Чушь собачья! — уже спокойно говорит Бизяев, убирая руку с перстнем под стол.
Выдержка железная, но инстинкты не отменишь, сколько власти в кулак ни собери.
— Товарищи, прошу вас, ближе к теме! — референт не оставляет попытки помочь шефу.
И тут другой шеф, шеф-редактор сайта “СибирьПолит.Ру”, пухленькая блондинка с аппетитным декольте, называет себя в микрофон, идет к президиуму, по пути поясняя народу, что передает Бизяеву открытое письмо, подписанное несколькими десятками журналистов из Кузнецка.
— Вы здесь сидите на пресс-конференции, очень достойный и милый человек, — добавляет она. Звучит как издевка. — И мало кто знает, как вы себя ведете, оставшись наедине с журналистами. Как хамите им.
— А вы со мной наедине хоть раз оставались? — похотливо оживляется Бизяев.
— Слава богу, нет. Но мои корреспонденты и многие сотрудники других СМИ мне достаточно рассказывали. Как вы во время интервью сидите и в зубах ковыряетесь. Мясо выковыриваете.
— Свинину или говядину? — барственно кокетничает депутат.
— Я больше не могу! Все равно дальше уже фуфло пойдет, — вставая, громко говорит Анжела и, выпрямив спину и отвернувшись от президиума, медленно идет из зала. Шествует.
Почти два десятка журналистов следуют ее примеру. Глеб тоже.
— Ох, нарываетесь, Евгения Ильинична, — шепчет-шипит охранник, придерживая дверь, которую распахнула Анжела.
Угроза прозвучала. И Глеб, чувствуя свою нужность — защитник! — отстает на полшага, чтобы прикрыть тылы. Ну, и чтобы не так явно было, что он ростом чуть ниже своей спутницы.
Они молча минуют лифт, который надо еще ждать, а и лишней секунды тут не хочется проторчать, сбегают по лестнице вниз и выходят на Зубовский бульвар.
— Тебя подвезти? — не похоже на себя, по-доброму предлагает Анжела, когда ее розовая красотка подмигивает фарами и пищит в ответ на нажатие кнопки дистанционного ключа.
“Ты”? Глеб хмурит брови, собирает лицо в щепотку, чтобы не выдать свою радость, и, четко проартикулировав “спасибо”, одновременно с Анжелой залезает в машину. Не учитывает, что у “порша” низкая посадка, и словно проваливается в яму. Вроде как ему указано: знай свое место…
— Бедная Ника! — говорит Анжела, трогаясь с места. — Неужели ты с этим хреном ничего не можешь сделать?! Ну есть же у прокуратуры какие-то рычаги, блин! — стучит она по рулю, притормаживая у первого светофора.
Не решаясь пока “тыкать”, Глеб старается избежать прямого обращения:
— Я попытаюсь, конечно… Но мне никто не даст разрешения… Да и что толку от официального допроса?! Придет с самым хитрож… — запнувшись, он поправляется, — хитроумным адвокатом и ни на один вопрос не даст прямого ответа.
“Нытик какой-то получаюсь! — мысленно одергивает он себя. — Надо срочно поменять тональность!”
— Мы выяснили, что подозреваемый вылетел чартерным рейсом на Кипр… — Глеб пробует говорить официальным языком, но рядом с естественной Анжелой такой тон так же нелеп, как… как черный смокинг на пляже. В голову приходит сравнение, которое, наверное, могла бы придумать и Анжела… Рядом с ней все другое. — Не вечно же Олег будет бегать, — поворачивается Глеб всем корпусом к Анжеле, чтобы восстановить чуть было не пропавшее ее доверие. — Никуда не денется. За его квартирой я установил наблюдение…
Расслабившись, Глеб вытягивает ноги. Ему удобно, но и для рослого мужика тут не тесно. Морда у машины вытянутая, любой поместится… Интересно, кого она тут возит? Такая женщина всегда окружена поклонниками… Ничего, у всякого соперника можно найти слабое место. В случае чего, использую свои возможности…
Так бы и ехал бесконечно. Но, как назло, ни одной пробки…
— Слушай, а тебе куда надо? — Анжела поворачивается к Глебу, притормаживая возле железных ворот. — А то я уже приехала. Может, кофеем тебя напоить? — смотрит она глаза в глаза тем многозначительным женским взглядом, лучи которого покалывают мужские нервные окончания.
Глупо отказываться.
19. Глеб
Первый висяк сунули сразу после защиты диплома в юракадемии. Тогда подфартило — по рекомендации препода временно взяли в следственный комитет на место генеральской дочки, убывшей в декретный отпуск. Дело было никому не интересное. Рядовая проверка проводилась, вот и скинули на новичка.
Убийство трехлетней давности. Казашка, торговка с рынка на “Багратионовской”, заявила о пропаже девятилетней дочери. Девочка дома нянчилась с братом-грудничком, в школу не ходила. В обед мать пришла покормить ребенка, а тот один-одинешенек, уже сипит, посинел от натуги. Вот совсем как в Никином случае — не могла мать добровольно бросить кроху, так и там явно кто-то увел малолетнюю няньку. Вскоре местная шпана наткнулась на ее тело с проступившими синяками на бедрах, в промежности, со странгуляционной полосой на тонкой шее — на заброшенной стройке была присыпана щебнем. Убийцу с тех пор якобы ищут. “Мать на контакт не идет”, — записано в деле. Теперь-то знаю — мигранты все скрывают, а если вдруг откровенничают, значит — врут. И часто просто на всякий случай, по привычке скрывают даже некриминальную правду, которая им всегда выходит боком.